Предприятие «Автодом-Атэкс» на рынке услуг автосервиса. Анализ положения. Стратегия развития. Бизнес-план организации поста по диагностике и ремонту электронных систем автомобилей

В “пустейшем” герое Гоголь увидел тип русской жизни, проникающий в различные слои общества. Наблюдения и оценки писателя, обобщенные в понятия “хлестаковщина”, показывают, как стремился русский художник с помощью сатиры обличать “пороки человеческие”. После премьеры “Ревизора” он писал: “Всякий хоть на минуту, если не на несколько минут, делался или делается Хлестаковым…” Фантастические самообличения Хлестакова не отрывают его характер от действительности.

Справедливо утверждение Гоголя о живучести этого порока в будущем. Его “герои” прошли сквозь годы и вновь явились уже в наше время. Герои комедии постоянно остаются “нормативными” образами, если общество стремится к сатирической оценке продажности, коррупции, “наивного” воровства. Всем известны истории с финансовыми “пирамидами”, коробками с долларами, что выносят из госучреждения, скандально высокие гонорары важных чиновников, пресловутые “38 снайперов” ( как 30 тысяч курьеров…). Герои Гоголя прошли сквозь годы, исторические и культурные эпохи и в блеске и силе явились в наше время. Но над персонажами “Ревизора” витает ужас, они в состоянии страха перед грядущим разоблачением и неумолимым наказанием. Страх здесь правит бал и превращает совсем неглупого городничего – опытного служаку – в наивного дилетанта. И совсем иное с современными господами: ими движет феномен безнаказанности, устоявшаяся уверенность в мафиозном прикрытии. Все это очень грустно, и поэтика “немой сцены” в нашей жизни невозможна.

“Действие в развязке пьесы поднимается до вершин сатирического обличения, предмет комического здесь – не один социальный тип, не слой общества, а оно само в целом. Захудалый провинциальный городишко становится символом прогнившей монархии. Логикой развития действия и характеров, “разрешением” драматургического конфликта автор “Ревизора” обнажил бездушность и преступность государственного устройства самодержавной России. Она сама представляется читателю неким миражом. Но он (мираж) у Гоголя особый. Действие несет в себе эстетическую двойственность. В нем заложены и выморочность, и реальность российской жизни”. [1]

Гоголь умеет увидеть в характере или явлении главное и нарочито его преувеличить, сделать почти фантастическим и в то же время сохранить правдивым. У читателя возникает ощущение, что он смотрит “сквозь увеличительное стекло”. “Этого не может быть”,- говорим мы, а потом, присмотревшись, заявляем : “К сожалению, бывает”…

Вот Плюшкин, о котором многие из нас только и помнят, что он был “прореха на человечестве”. Если бы мы ничего не знали об этом человеке, не видели его дома, поместья, его босых дворовых; не колебались вместе с Чичиковым, пытаясь определить, “какого пола была фигура” Плюшкина; мы все-таки поняли бы весь характер его, разглядывая Плюшкина “через увеличительное стекло”: “…Долго еще ворочал на все стороны четверку, придумывая: нельзя ли отделить от нее еще осьмушку…”. Этого, казалось бы, довольно, чтобы увидеть чудовищную скупость старика, подчеркнутую дважды повторенным “еще”. Но нет, Гоголь добавляет еще одну деталь: то, что находится в чернильнице, нельзя назвать чернилами, а только “какою-то заплесневшею жидкостью с множеством мух на дне”. Здесь не просто скупость, здесь порожденная ею бездеятельность: Плюшкин не в силах потратить лишний грош на чернила и бумагу, поэтому он ничего не пишет, а раз ничего не пишет, то никого к себе не зовет, никому на письма не отвечает, прервал все связи с людьми – жизнь его остановилась.

И вот Плюшкин “стал писать” - это не менее фантастическая картина, чем гуляющий по улицам Петербурга нос или портрет, выходящий из рамы. Здесь все невероятно, все преувеличено, как в страшном сне: и буквы, “похожие на музыкальные ноты”, и прыть руки, которая “расскакивалась”. Так можно сказать о лошади, но Гоголь говорит о стариковской руке. На самом деле не могла эта отвыкшая от письма старческая рука “расскакаться”- так видят жадные глаза Плюшкина. И мы впрямую осознаем масштабы “скупости”, возникающие в портрете страшного и жалкого старика, лепящего “скупо строка на строку…”

Действительно, неужели мог существовать такой человек, дошедший до такой уродливой, нечеловеческой жизни? Конечно, нет. Такого человека не могло быть даже и во времена Гоголя, как не могло быть ни Манилова, ни Коробочки, ни спекуляции “мертвыми душами”. Зачем же Гоголю понадобились до такой степени преувеличивать действительность?

Ответ на этот вопрос – во втором абзаце текста, обращенном к нам, читателям, прямо от самого Гоголя: “И похоже это на правду? Все похоже на правду, все может статься с человеком”.

Вот зачем нужно чудовищное преувеличение, которым Гоголь пользуется, рисуя героев “Мертвых душ”. Пусть не такие уроды, пусть несколько пристойнее обликом, но люди, потерявшие живую душу, - вот кого ненавидит Гоголь, с кем борется своей поэмой. Оставив Плюшкина в его креслах, Гоголь кричит читателю: “Нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы ему показали его же портрет в старости”.

Читать о Плюшкине смешно, но не весело, а горько. Да, портрет Плюшкина- преувеличение, и не точно “до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек”. Но без всякого преувеличения Гоголь скажет читателю: “ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловечной старости”.

Мы знаем многих людей, прекрасных в своей старости, вызывающих желание подражать им. Это ученые, писатели, чья долгая полная жизнь может стать примером. Вспомним Л.Н.Толстого, И.А.Гончарова, И.И.Мечникова… Список этот легко продолжить. Почему же Гоголь так страшно говорит о старости? Потому что замечательные старики – это именно те люди, которые выполнили завет Гоголя: “Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет, …все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом”. Не выполнив завет Гоголя, превращаемся в Плюшкиных. Значит, явное преувеличение нужно было автору, чтобы смогли разглядеть порок даже слепые.

Следует сказать, что гротеск и фантастика – это не случайное явление в творчестве писателя. На примере многих его произведений прослеживается эволюция фантастики, совершенствуются способы ее введения в повествование. И совершенствование это идет по линии завуалирования конкретных носителей сверхъестественной силы. Примером тому может служить реалистическая повесть “Нос”.

Тема этой повести – потеря персонажем “части” своего “я” в результате действия “нечистой силы”. Организующую роль в сюжете играет мотив преследования, хотя конкретного воплощения сверхъестественной силы в повести нет. Кто виновник таинственного отделения носа Ковалева – не указано. Преследователя, виновника нет, но преследование все время ощущается. Тайна захватывает читателя буквально с первой фразы, о ней постоянно напоминается, она достигает кульминации, а разрешения этой тайны нет даже в финале. Таинственным является не только отделение носа, но и то, как он существовал самостоятельно. Неожиданным предстает и финал повести: “Но здесь происшествие закрывается туманом, и что далее произошло, решительно ничего не известно”.

 Скачать реферат