Технология управления персоналом организации

Мне было дано письменное приказание за подписью Андраника уничтожить орудия. Генерал Одишелидзе исполнил свое обещание дать приказ об уничтожении орудий, но приказание это опоздало: часть орудий уже нельзя было уничтожить, так как наступающими они были уже отрезаны от нас; все же в наших руках оставалось еще более половины всех наших орудий, которые мы еще могли испортить; в наших руках были также все замки и все обтюраторы от орудий уже отрезанных, и мы также могли привести их в негодность. Для этого нужно было иметь два-три дня сроку.

Андраник все время по-армянски кричал, ругался и проклинал кого-то. Доктор Завриев старался его успокоить и переводил нам, что Андраник проклинает и ругает тех руководителей и деятелей армянского народа, которые засели в тылу, которые имели возможность выслать в Эрзрум несколько десятков тысяч солдат и выслали до сих пор только три — четыре тысячи, которые не хотят ни за что идти на фронт и которые продали армянский народ и армян.

Наконец Андраник объявил свое решение: два дня еще держаться в Эрзруме. За это время эвакуировать все, что возможно, и тогда отступать. После этого он, не стесняясь нисколько нашим присутствием, при нас тут разделся, умылся, надел ночное белье и лег спать, как будто бы нас и не было вовсе. (л.1-60) Я осведомил доктора Завриева о том, что в городе начались поджоги и пожары, указал ему, что сам видел только что по дороге целый ряд горевших лавок, которые никто не тушил. Он ответил, что пожары уже приказано затушить и уже приняты меры.

Затем я спросил его, для какой надобности милиция собирает и уводит куда-то мусульман жителей. Он сказал, что для расчистки железнодорожного пути, а на выраженное мной недоумение, почему сбор этот производят сейчас, в темноте, ночью, и ведут преимущественно негодных к работе стариков и калек, он ответил, что ему об этом ничего не было известно, но он узнает.

После всех тех разговоров, которые мы вели раньше с доктором Завриевым по вопросу о насилиях над мирным населением я считал, что сказанного мною достаточно для того, чтобы возбудить в нем беспокойство и заботу о недопущении насилия и резни, тем более, что он всегда как член правительства требовал и старался добиться самого безупречного и закономерного отношения к мусульманскому населению со стороны армян.

Такое отношение я наблюдал не только с его стороны, но и со стороны других лиц из армянской интеллигенции, находившейся в Эрзруме. Я не знаю, конечно, что было у них на уме и в душе и каковы были действия их, но слова этих некоторых лиц всегда производили впечатление искреннего, благородного стремления не допустить безобразий и резни. (л.1-61) Инстинкты прочих армян доктор Завриев должен был знать лучше меня и не мог не знать их.

Когда Андраник стал готовиться ко сну, мы все перешли в другую комнату, выяснили между собой необходимые вопросы, связанные с выполнением поставленной Андраником задачи, и разошлись.

Задание держаться в течение двух дней не представляло из себя ничего сверхъестественного или чрезвычайного, так как, имея перед собой проволочное заграждение с отличными окопами, далее городскую крепостную ограду долговременного профиля и, наконец, вдвое, если не втрое, большие силы оборонявшихся, можно было свободно и легко держаться не два, а сорок два дня и не против курдского набега, а против регулярных войск.

Отбивать же нападение курдов мы были вполне вправе, так как турецкое правительство при заключении перемирия объявило, что курды ему не повинуются и что принудить их не воевать оно не может, следовательно, забота об охране и обороне нас от курдов возлагалась на нас самих.

На обратном пути я увидел, что пожары, о которых я гово­рил, действительно притушены, и распространение их огра­ничено. В городе по наружному виду все еще было спокойно и не вызывало опасений за возможность вспышки резни.

Вернувшись в управление артиллерии, я тотчас сделал все распоряжения о приведении в негодность орудий. За два дня можно было бы уничтожить их. Ко мне поступили донесения от моих офицеров, что (л.1-62) пехота уходит с поля, пользуясь темнотой. Мне удалось после долгих хлопот все же вызвать к телефону полковника Мореля и доложить ему о полученных донесениях. Он ответил мне, что против этого меры уже приняты, высланы резервы и подкрепления и положение не внушает тревоги.

Домой я вернулся около часу ночи и прилег отдохнуть. Между двумя и тремя часами ночи я услышал в городе частую ружейную стрельбу, слышал, как где-то ударами бревна выламывали двери, слышал топот и голоса проходивших по улице небольших армянских отрядов, вроде, ходивших днем и забиравших жителей. Криков о помощи нигде слышно не было. Складывалось впечатление, что армяне производят усиленно аресты среди населения, а может быть, и подготовляют уже резню.

Сопоставив и взвесив обстоятельства, я пришел к заключению, что, во-первых, в то время, когда мы в честном бою сражаемся с наступающими и грудью своей прикрываем Эрзрум, за нашими спинами армяне, эти кровожадные и трусливые «борцы за свободу», уже начинают резать беззащитных стариков, женщин и детей, нисколько не заботясь о том, что этим они подло обманывают нас и позорят не только себя на весь мир, но и позорят имя русских офицеров, про которых неосведомленные могут подумать, что они согласились помогать армянам делать их гнусное дело, а во-вторых, что среди наступающих могут быть сейчас турецкие регулярные силы; а если их и нет еще, то они могут к утру или днем подойти (л.1-63), бой же с турецкими регулярными силами вовсе не входит в планы Командующего армией и в нашу задачу ни по его предложениям, ни по существующим условиям перемирия.

В соответствии с этим я принял решение: с рассветом отправиться к полковнику Морелю и предложить ему потребовать от армян немедленного прекращения резни. Если же он бессилен добиться этого, то предложить повернуть часть пушек против армян и угрозой, а если понадобится, то и стрельбой, принудить их сделать это. Затем прекратить боевые действия, выслать парламентеров и условиться с наступающими о том, что Эрзрум будет очищен в течение двух дней без кровопролития.

Для гарантии же целостности мусульманского населения при отступлении армян выработать какой-нибудь план, например, собрать самостоятельный отряд из русских офицеров и немногих оставшихся русских чиновников и солдат; или дать в помощь русским офицерам и в их распоряжение небольшой отряд турок и т. п.

На рассвете я с капитаном Жолткевичем отправился к полковнику Морелю. По дороге около артиллерийского полевого склада я узнал от заведующего им прапорщика Багратунянца, что приказ об отступлении уже есть и что он хочет взорвать склад, но полковник Морель сказал, чтобы со складом поступили так, как скажу я.

Я был удивлен таким заявлением, так как склад этот мне вовсе не подчинялся, а был в ведении полковника Долуханова. ( л.1-64) Прапорщику Багратунянцу я объяс­нил, что взрыв склада я считаю ненужной и бесцельной жестокостью по отношению к мирному населению города и преступным предательством в отношении нас — русских артиллеристов, так как нам еще ничего не известно о приказе отступать. Все мы находимся сейчас вблизи склада и неминуемо при взрыве должны будем погибнуть бесцельно. Это подействовало, и склад остался невзорванным.

 Скачать реферат