2) функциональный подход А. Файоля и его принципы управления;
3) бюрократию и социологию М. Вебера.
Первая научно оснащенная парадигма управления организацией — рациональные цели и средства их достижения, что обеспечивалось операционным подходом к процессу управленческого труда, разделением труда и ответственности, отбором и подготовкой кадров, заинтересованных в конечном результате. Однако эти концепции откровенно эксплуатировали психофизиологические основы управления: экономическое принуждение к труду, страх потерять место или работу, стимулирование по результатам работы. Отношения «стимул — реакция», изучаемые позже бихевиористами, плодотворно использовались в качестве регуляторов поведения работников [12, с. 172].
Данной парадигме была присуща вера в рациональность мира и устойчивость его развития за счет равновесия сил, регулируемых менеджментом. Поэтому перенесенный из естественных наук механистический подход к организациям предполагал в качестве объекта управления узко практически ориентированного индивида — «экономического человека» А. Смита. Для управления таким живым механизмом-объектом вполне достаточно органического стимула, воздействующего на организм человека помимо его сознания [12, с. 147], а потому действующего практически безотказно. Задача же менеджмента при этом состояла в том, чтобы оценить ситуацию, в которой оказался человек, и подобрать подходящий стимул, внешний или внутренний: экономический, физический, — и получить необходимую реакцию: работу ногами, руками, головой, голосом; реакцию, позволяющую удовлетворить желание, сформированное ситуацией: голодом, жаждой, нищетой, бесправностью, болью, страхом и т.п. Поэтому содержание рассматриваемой парадигмы складывалось как расчет ситуации и ее контроль с помощью психофизиологических инструментов регулирования поведения работников.
К такому выводу пришел А.В. Кезин. «Рациональность бюрократической организации, — пишет он в своем исследовании, — проявляется в способности просчитать последствия собственных действий» [9]. Создание иерархии власти и системы правил обеспечивают организацию контроля за поведением деперсо-нифицированных до роли винтиков и рычагов сотрудников частей бюрократической машины. Подбор людей и обучение их управлению как профессии формально (документально) организовывать процесс достижения поставленной сверху цепи снимали влияние личных качеств (капризов, лени, пристрастий, творческих способностей и т.п.) и обеспечивали успех в рамках парадигмы делового администрирования. Тем самым осуществлялся переход от использования грубых и прямых способов управления доисторического этапа к завуалированным и более тонким способам косвенного воздействия на объект управления, которые становятся характерными уже на всех новых этапах развития управленческой деятельности. Однако совершенно не нужно изображать менеджеров, действующих в рамках более поздних парадигм, в роли утонченных и злонамеренных «слуг капитала, выжимающих последнюю каплю пота» из своих работников с помощью психологических и организационных ухищрений, как это наблюдалось в апологетических советских исследованиях по управлению.
Ранее мы уже определяли [1] в качестве силы, движущей, развивающей школы менеджмента, его сущностное изменение, проявляющееся на научном уровне в смене парадигм. Мы видим его сущностное изменение в возрастании эффективности управления с точки зрения экономичности, точности действий, неразрушаемости субъектов и объектов управления и среды их деятельности. При этом стоит задача относительно более экономичного расходования не только капитала материального и финансового, но и человеческого капитала — прежде всего человеческих затрат: силы, здоровья, интеллектуальных усилий, духовности, нравственных усилий персонала на каждую единицу произведенной продукции (услуги). Эта задача решается последовательным наращиванием гуманистических подходов в управлении организациями. Некоторые исследователи также отмечают эту тенденцию как изменение форм и направленности стимулов труда.
Так, «прослеживая характер применения стимулов в различных общественно-экономических формациях, мы наблюдаем, закон возрастания роли положительных стимулов труда и угасания значения негативного стимулирования», — пишет Ю. Тихонравов. Автор связывает эту закономерность с уровнем развития общества, его демократизации и зрелости. Он утверждает, что сама сущность рабовладельческого строя противоречит использованию положительного стимулирования труда. При феодализме негативных стимулов-запретов значительно меньше по сравнению с рабовладельческой формацией, что объясняется появлением материальной заинтересованности крестьянина в повышении продуктивности. Рабочего при капитализме заставляют трудиться положительные стимулы: если он не будет трудиться, то он умрет с голоду. Негативные стимулы в условиях капитализма действуют подспудно, их присутствие скрыто объемом положительных стимулов. Принуждение к прибавочному труду окончательно утрачивает характер непосредственного принуждения в условиях современного капитализма: оно полностью становится безличным, опосредованно экономическим (самопринуждение) в результате создания и регулирования условий жизни господствующим классом [3, с. 194].
Мы не разделяем подобную детерминацию, поскольку верная, по сути, и отмеченная нами тенденция гуманизации управления объясняется автором с позиции постсоветской доктрины социального управления, построенной на основе социально-классовых теорий и с помощью психофизиологических теорий советских ученых, продолживших учение И.П. Павлова о рефлексах, а также с использованием научного аппарата политэкономии социализма [1]. Однако и представители постсоветской парадигмы социального управления также отмечают современную тенденцию «социального управления, так как менеджмент стал основной формой управления социально-производственными процессами, воплощает совокупность рациональных методов и организационных рычагов управления, показывает экономическую эффективность и все более заметную социальную направленность» [1, с.108].
Доктрину «социального человека», пришедшую на смену концепции «экономического человека», выдвинула возникшая в США школа человеческих отношений в 30-е годы XX века. Проводимые Э. Мэйо хоторнские исследования сфокусировали внимание менеджмента на человеческом факторе производства. Появилась возможность повысить производительность труда, практически ничего не меняя в производстве, а лишь воздействуя на самого работника, «очеловечивая» социально-трудовые отношения. Исследования М. Фоллет также убедительно доказывали целесообразность открытого общения с работниками. Было установлено, что:
1) работники при традиционном неподдерживающем (формальном) контроле систематически стремятся ограничивать выработку;
2) работники имеют лучший настрой и работают интенсивнее при наличии поддерживающего контроля (инспектор по поддержке действительно заботится об улучшении условий работы и о самих подчиненных);