В обычном венчурном фонде главные партнеры получают ежегодные выплаты в размере 2 % от вложенного в фонд капитала и 20 % от чистой прибыли фонда (так называемое соглашение «два и двадцать», сопоставимое с другими выплатами в большинстве хеджевых фондов). В связи с тем, что у фондов может закончиться капитал еще до конца своего существования, крупные венчурные капиталисты вкладывают деньги в несколько фондов одновременно, что позволяет более крупной фирме сохранить специалистов на всех стадиях развития фирм и почти постоянно функционировать. Небольшие фирмы обычно процветают и терпят крах вместе со своими первоначальными промышленными контрагентами. К тому времени как фонды уходят из бизнеса появляется совершенно новое поколение технологий и людей, которых генеральные партнеры могут не знать в достаточной степени, и поэтому разумнее осуществить переоценку и поменять отрасли промышленности или персонал, чем пытаться инвестировать больше в индустрию и людей, с которыми партнеры уже знакомы.
Венчурный капитал подходит не всем предпринимателям. Венчурные капиталисты обычно очень тщательно выбирают, во что вкладывать: по эмпирическому правилу, фонд может инвестировать всего лишь в одну из четырёх сотен представленных ему возможностей. Фонды больше всего заинтересованы в рисковых предприятиях, обладающих высоким потенциалом роста, так как только такие возможности вероятнее всего обеспечат финансовый возврат и успешный выход в течение необходимого периода времени (как правило, 3-7 лет), ожидаемого венчурными капиталистами. Потребность в высоких доходах превращает венчурное финансирование в дорогостоящий источник капитала для компаний, и самый подходящий для предприятий, которым необходим огромный стартовый капитал, и которые нельзя профинансировать более дешёвыми методами, таким как долговое финансирование. Наиболее часто это происходит с нематериальными активами, такими как программное обеспечение и другие виды интеллектуальной собственности, ценность которых еще не проверена. В свою очередь это объясняет, почему венчурный капитал больше всего превалирует в быстро развивающихся технологических отраслях, а также в биотехнологических отраслях. Если у компании имеются те качества, которые необходимы венчурным капиталистам, такие как отличный бизнес-план, хорошая команда менеджеров, инвестиции и энтузиазм учредителей, хороший потенциал для выхода из инвестиционного проекта до окончания финансового цикла, ожидаемый уровень возврата не менее 40 % в год, то ей будет проще мобилизовать венчурный капитал.
Из-за жестких требований к потенциальным инвестициям венчурных капиталистов многие предприниматели ищут источники начального финансирования со стороны «бизнес-ангелов», у которых будет больше желание инвестировать в рисковые и вместе с тем перспективные проекты, или у которых ранее сложились хорошие отношения с данным предпринимателем. Более того, многие венчурные фирмы всерьез будут расценивать осуществление инвестиций в неизвестные им стартовые компании, только при условии, что последние смогут доказать хотя бы некоторые преимущества своей технологии, товара или услуги над другими аналогами. Для того чтобы этого добиться, или даже для того, чтобы избежать разводняющего эффекта от получения финансовых ресурсов до доказательства этих преимуществ, многие стартовые компании начинают искать способы самофинансирования. Они это делают до того момента, пока они не смогут обратиться к внешним инвесторам, таким как венчурные капиталисты или бизнес-ангелы, и пока не будут иметь за спиной более высокий уровень доверия. Эта практика называется самообеспечением. Со времен бума Интернет компаний и до сих пор идут споры о том, что образовался разрыв между инвестициями со стороны друзей и семьи, которые обычно варьируются от 0 до 250 тыс. долларов, и суммами, которые предпочитают вкладывать большинство венчурных фондов — 2-5 млн долларов. Этот финансовый разрыв усиливается, так как некоторые успешные венчурные фонды уже привыкли вкладывать крупные суммы денег и поэтому ждут от компаний-реципиентов большей активности в поиске инвестиционных возможностей. Этот «разрыв» часто заполняется бизнес-ангелами. По оценкам Национальной Ассоциации Венчурного Капитала, последние сейчас инвестируют в США более 30 млрд долларов в год.[5] Для сравнения, организации венчурного финансирования вкладывают 20 млрд долларов в год. Компании, работающие в тех сферах, где активы можно эффективно секьюритизировать, потому что они надежно генерируют будущие потоки денежных доходов или имеют хороший потенциал для перепродажи в случае потери права выкупа, могут брать займы для финансирования своего роста под меньшие проценты. Хорошим примером служат капиталоемкие отрасли, такие как добывающая и обрабатывающая. Оффшорное финансирование осуществляется через специальные венчурные трасты, которые пытаются применять секьюритизацию в структурировании гибридных мульти-рыночных сделок через специализированные подразделения предприятия — отделы корпорации, созданные специально с целью финансирования
Формирование и развитие института венчурного предпринимательства и инфраструктуры финансирования для поддержки инновационных мероприятий на ранних этапах является сложным процессом, зависящим от многих благоприятных условий и требующим эффективного распределения и рециркуляции капитала. Развитие национальной индустрии венчурного капитала, как правило, пользуется государственной поддержкой в качестве компонента общей инновационной политики роста. Адресные меры государственного вмешательства играют важную роль в формировании динамично развивающейся индустрии венчурного капитала. Успешный мировой опыт определяет роль государства и государственных программ поддержки развития венчурного предпринимательства в качестве катализатора запуска венчурного процесса в стране. Так было в США (SBIC), Финляндии (SITRA), в Израиле (Yozma) и почти во всех развитых странах.
Венчурный бизнес во всем мире это сплав свободы творчества, свободы предпринимательства, здоровой жажды наживы, тех самых сил, которыми и славится капитализм, ради которого мы и переключались с одной модели развития на другую. Поэтому, на мой взгляд, сегодня главная проблема для развития венчурной индустрии это не проблема денег, а проблема мозгов. На самом деле до сих пор мы не смогли за эти 15 лет эти механизмы капитализма задействовать в той степени, чтобы люди хотели применять лучшее, хотели быть наиболее конкурентными. Мешает этому несколько простых вещей.
Во-первых, менталитет, оставшийся нам с прошлого времени, что неприлично стремиться к наживе, что все-таки это нехорошо. К сожалению, практика мира показывает, что без такого стремления не получаются ни инновации, ни модель роста, связанная с ними.
Во-вторых, – это то, что, конечно, прошлое 15-летие было тяжелым, и появились пессимизм, отсутствие веры в себя, и одновременно наивная вера в чудо. Понятно, что эти вещи преодолимы, но это требует времени, и здесь опять очень интересна мысль, которая высказывалась руководством о том, что страна должна восприниматься всеми ее гражданами как лучшая для жизни. На самом деле это очень хорошее условие для развития нашей венчурной индустрии, если это произойдет.